Система смыслов художественного произведения

Попробуем как по ступенькам подняться от простейших и общепонятных значений изображения к таким, которые требуют для своего постижения известного опыта, внимания, а часто и дополнительных знаний. Конечно, те несколько примеров, по которым мы начали знакомиться с языком искусства, не могут дать нам сколько-нибудь полную систему таких значений. Но нам пока довольно и самого общего представления о том, каким образом такая система может складываться.

Мы выяснили, что все рассмотренные произведения шмели предметный уровень смысла, то есть могли ответить на вопрос что изображено. Ответ этот очевиден: такие-то вещи на столике или на доске; группа людей, несущих покойника или стоящих у гроба. Однако же в своей элементарности ответ этот, представляющий собой не более чем инвентарь изображенного, нам неинтересен. И мы начинаем выяснять, что же свело этих людей или предметы вместе, что происходит между ними.

Назовем это уровнем сюжета. Он очень важен для понимания смысла произведений, рассказывающих нам о тех или иных событиях, для произведении повествовательных жанров. Иногда смысл событий представлен достаточно полно в самой картине, мы можем его выяснить из нес без всяких дополнительных сведений. Но в ряде случаев изображается событие, смысл которого предполагается известным нам заранее. Он может относиться к религии, исповедуемой там, где произведение создавалось, к истории страны, к более или менее известному литературному источнику. Картина или икона, рисунок, статуя оказываются тем самым не вполне самостоятельными. Они лишь звенья культурной цепи и могут потерять для нас значительную долю своего смысла, если цепь нарушена и источник сюжета нам, людям другой культуры, не знаком. К таким сюжетам относится, безусловно, и «Положение во гроб», непонятное во всем своем значении и в многочисленных, остающихся за пределами живописного образа, обстоятельствах без знания Евангелия. Заметим кстати, что и на предметном — самом простом уровне мы можем иногда встретить изображения вещей нам не понятных, чуждых нашему времени и культуре.

Свой сюжетный уровень есть, как мы видели, и у натюрморта. хотя он и не ведет прямого повествования о событиях. Таков «Завтрак» Бейерена с его накрытым столом, посудой, едой, показывающий нам бытовую среду и обычаи старой Голландии. А вот у натюрморта Моранди сюжета в этом смысле, пожалуй, нет совсем. Его вещи сведены в картину не общностью их бытовой роли, не жизненным взаимодействием, а чем-то иным. Тем острее ощущаем мы между ними какие-то иные, в других уровнях лежащие отношения и связи.

Таким образом, те или иные уровни смысла могут быть в произведении опущены, не выявлены. Ате, что присутствуют, оказываются в разных случаях не одинаково активными — то ведущими, привлекающими основное внимание, то дополнительными и второстепенными.

Вернемся теперь к двум «Положениям во гроб». Евангельский сюжет связывает как икону, так и картину (впрочем, обе они предназначались в этом случае для помещения в церковь) с верой, религиозными убеждениями и представлениями их создателей и тех, к кому эти изображения обращались. Мы видим здесь уровень религиозно-философский, включающий произведение искусства в более общую и широкую систему мировоззрения его создателей и всего того общества в котором они жили.

Религия и философия развиваются та пределами искусства, однако весьма тесно с ним соприкасаются, активно влияют на него, выражают свои идеи в частности и на художественном, изобразительном языке. Взгляды и мысли художника, свойственное ему понимание мирового устройства, его представления о смысле жизни воплощаются в его работе, существенно влияют на ее цели и результаты. Важно и то, что многие религии широко используют искусство в своих целях — для наглядного представления религиозных идей, в богослужебной и молитвенной практике. А такие произведения обязательно должны отвечать определенным, установленным и контролируемым церковью нормам и правилам.

Разумеется, тот или иной философский смысл мог быть воплощен и в произведениях светского, то есть не религиозного содержания, в том числе, как мы дальше увидим, и таких, как натюрморт.

Мы сравнивали два произведения с общим евангельским сюжетом и выяснили, что они воплотили совершенно разное восприятие окружающего мира и самого этого религиозного сюжета, неодинаковое понимание того, как он относится к реальной, по эту сторону изобразительной поверхности, текущей жизни. И все эти различия проявились, как мы поняли, в самих способах изображения, в том художественном языке, на котором этот сюжет нам рассказывался.

Значит, есть еще какие-то уровни понимания, и притом важнейшие, на которых раскрываются наиболее глубокие и тонкие смыслы произведения. Мы будем еще о них много говорить в дальнейшем, а пока упомянем очень кратко.

Во-первых, передавая нам в изображении тот или иной сюжет, художник не просто сообщает определенные сведения о событиях (все равно — реальных или придуманных), но мысленно соучаствует в них, сочувствуя своим героям, радуясь или грустя, восхищаясь или осуждая. Он хочет передать и нам, зрителям, эти чувства, взволновать нас. Это Уровень эмоциональной оценки, личного переживания, запечатленного на холсте или в камне живого чувства. Очень важный уровень, без которого произведение, собственно, и не было бы художественным, оставалось бы всего лишь информацией — сообщением факта (и к тому же далеко не всегда даже подлинного).

И наконец, то, что можно назвать уровнем мирового устройства. Мы видели уже, что сама организация произведения, его композиция, способы построения пространства, характер и размещение наполняющих его предметов, передача света и теней, цвета и формы в своем многообразии отображают представления художников об устройстве окружающего их мира, о мировом порядке. То есть не о физическом только его устройстве, но и о том, что в этом мире главное, а что менее важно, какова связь вещей и явлений, каково в нем место человека и божества, что устроено правильно и хорошо, что неправильно и дурно.

А это значит, что любая картина может рассказать не только о том, что на ней изображено, но и еще о многом, нередко более интересном и важном — о времени, о стране, о людях, о том, как они понимали себя и свое место на земле, во что верили, к чему стремились и чего боялись. Нужно только суметь спросить об этом у картины, научиться читать ее язык.