Стиль, направление, творческая индивидуальность

Изучая язык искусства на многочисленных примерах, мы неизбежно сталкиваемся с его бесконечной изменчивостью. В разные времена, у разных народов он не одинаков. Способность понимать искусство связана самым тесным образом с умением ощущать принадлежность художественных явлений определенному времени, с готовностью зрителя перестраивать свое зрение, видеть иначе при переходе к созданиям иной эпохи, иного культурного круга. Без этого мы будем каждый раз навязывать таким произведениям свои собственные, чуждые их создателям смыслы, будем вновь и вновь пытаться «переводить» с языка первобытных охотников на язык эпохи космонавтов тем наивным способом, о котором говорилось выше. Естественно, смысл изображения окажется при этом истолкованным совершенно превратно.

Но мало лишь «прочитать» сюжет. Он может быть в иных случаях нам заранее достоверно известен, может восходить к совершенно определенному источнику — например, к Библии. Искусство зрителя, глубина и тонкость его восприятия не в том ведь будут состоять, чтобы перевести эго в сюжет «обратно» - в его словесную форму. Сам способ воссоздания библейского события, то, как его видят и переживают, что извлекают из него мастера разных эпох — вот что может приобщить нас, зрителей, и к более многостороннему и глубокому пониманию Библии, и к духовному миру людей и времен, по-разному, каждый раз по-своему, ее понимавших и изображавших.

Мы будем, значит, переживать заново не знакомый сюжет с его перипетиями, а скорее душевный строй художника, вот так, не по-нашему воспринимавшего этот древний текст, непроизвольно подставлявшего в него свои смыслы. Мировосприятие художника, картина мира, как она представлялась людям давно ушедшей эпохи — вот что станет главным предметом нашего интереса. Облик, который придал живописец библейским персонажам, типы лиц, костюмы, в которые он их нарядил, обстановка, жесты — все будет нам ярко рисовать не столько сам эпизод, сколько тех людей, которые его себе представляли именно такими.

И более тога. Не только то, что относится к характеристике самого изображенного события, но и те средства, с помощью которых оно воплощается на холсте или в скульптурном объеме — свет и тени, колорит, приемы рисования и лепки, композиционное построение — все это тоже выражение определенного восприятия мира. Все в целом создает образ не только той эпохи, которая изображается, но и в первую очередь той, которая изображает. Осознанно исторический подход к своему предмету, запечатление прошлого в его неповторимом своеобразии возникает на весьма поздних, недавних ступенях развития культуры. Еще лет триста тому назад вполне можно было изобразить библейские персонажи в современных для художника костюмах и обстановке. Так и делали. Но и развитое историческое сознание новейших времен не неизменно, оно тоже диктует художнику меняющиеся, разные образы ушедших эпох. Мы видим каждый раз не только саму Историю, но и то, как ее воспринимали люди определенной культуры. К тому же и современный сюжет в искусстве прошлого для нас историчен: он тоже о временах, быте и нравах, для нас уже чуждых, и тоже обращается теперь, вопреки намерениям автора, к нашему чувству Истории.

Неповторимый строй искусства определенной эпохи и страны (или же какой-то более обширной культурной общности нескольких народов: Западной Европы, мусульманского Востока и т.п.) называется стилем. В нем получают свое зримое воплощение историческое и национальное своеобразие целостной художественной культуры. Стиль диктует круг сюжетов и образные характеристики персонажей, способы передачи пространства использование светотени и колорита, структуру композиции Стиль — это художественное выражение восприятия мира, свойственного людям данной культурной эпохи. Меняется мировосприятие — происходят и перевороты, иногда очень резкие, в стилевом развитии искусства.

Но разве все люди одной культуры воспринимают мир совершенно одинаково? А если нет, то как это отражается на единстве художественного стиля?

Есть в этом отношении существенная разница между культурами древними и новыми. Стили ранних цивилизаций носили очень жесткий характер, не знали существенных отступлений от общих принципов и правил, каких-либо индивидуальных вариаций. Древнеегипетский художник, естественно, мог быть более или менее талантлив. Но и самые одаренные не покушались на привычные способы изображения или композиционные приемы. Мир египтянина задан раз навсегда, определен строго и четко. Человек жестко вписан в существующую общественную систему. Развитие искусства было тогда чрезвычайно замедленным. Одни и те же позы и жесты, знаки и ситуации повторялись бесконечно. Незначительные изменения накапливались даже не веками, а тысячелетиями.

В античной Греции искусство развивалось быстрее, отражая более подвижный характер общества. В классическую ее эпоху мы можем различить и творческие индивидуальности нескольких крупных мастеров. Тем не менее их творчество не выходило за довольно тесные рамки сложившегося к тому времени стиля. Античное искусство оставалось чрезвычайно цельным в своих общих принципах и формах.

В разные эпохи, в различных культурах личность художника, его почерк и темперамент, только ему присущий взгляд на мир неодинаково могли проявляться в его творениях. Отношение всеобщего и личного в искусстве менялось. По мере того как личность осознавала свою относительную самостоятельность в обществе, художник обретал некоторую степень творческой свободы, мог давать в известных пределах волю своей фантазии, проявлениям индивидуального чувства Свою работу он уже не ощущал как прямое осуществление стоящей над ним божественной высшей воли. Свободнее и разнообразнее становились проявления в искусстве различных, порой противоборствующих в обществе духовных тенденций. Развитие искусства усложнялось, и стиль его переставал быть непреодолимо жесткой, раз навсегда заданной нормой. В его пределах уживались художественные явления, в чем-то родственные — объединенные духом своего времени, но в чем- то и существенно расходящиеся. Все свободнее и ярче проявляются индивидуальности наиболее талантливых мастеров, нередко передающих свои личные находки и открытия менее самостоятельным ученикам и последователям.

По отношению к искусству последних трех столетий историки часто предпочитают говорить не о стилях, а о тех или иных художественных направлениях. От стиля направление отличается именно тем, что не становится общей нормой для художественной культуры своего времени и страны в целом, а возникает и развивается рядом с иными, порой резко ему враждебными направлениями. Таким характерным и важным, но далеко не всеобъемлющим направлением в искусстве последней трети XIX в. был импрессионизм. И особенно сложную картину возникновения, взаимной борьбы и исчезновения многочисленных направлений — то авангардных, то есть новаторских, решительно отгораживающихся от принципов искусства прошлого, то, напротив, — традиционных, стремящихся к сохранению и восстановлению наследия великих культур прошлого — показывает нам художественное развитие на протяжении последнего, XX века.

Важнейшая особенность художественной культуры, отличающая ее от многих других форм духовной жизни общества, состоит в бесконечной длительности ее воздействия. Создания ушедших веков не просто продолжают существовать рядом с вновь создаваемыми, но и в большой мере сохраняют для нас свою актуальность. То есть они остаются живыми, способны волновать зрителя, знакомого с образами искусства позднейшего, созданного столетиями или даже тысячелетиями позже. Если, скажем, астрономические представления древних египтян или греков представляют сейчас лишь сугубо исторический интерес, целиком заслонены и отменены несравненно более полными, точными и глубокими достижениями новейшей науки, то с их искусством дело обстоит иначе. Как бы далеко ни ушло сегодняшнее искусство от тогдашнего, оно все равно не в силах заменить его и вытеснить. Напротив, именно в своей непохожести на новое оно остается для нас живым зеркалом ушедшего мира, позволяющим приобщиться к его мыслям и чувствам.

Отношение к прошлому, воплощенному в памятниках его искусства, — сложный исторический процесс. Оно тоже меняется с десятилетиями и веками. Постепенно расширяется наша способность общения с созданиями не только близких по духу, но и экзотических, то есть страшно далеких в пространстве и во времени, духовно чуждых культур. По мере расширения рамок современного искусства, нарастания его многоголосия и многоязычия, нас меньше смущает непривычность и непохожесть и этих — дальних и древних художественных языков, привлекает необычность тех миров, в которые они нас могут увести.

Актуальность старого искусства, его способность живо участвовать в современной художественной жизни, естественным образом связана с тенденциями нынешней культуры. Она часто ищет себе опору в прошлом, выбирает там друзей и наставников. Поэтому одни эпохи и стили оказываются вдруг для нее чрезвычайно важными и волнующими, другие же отходят на время в тень, переживают полосу равнодушия.

Один из стилей прошлого пробуждает иногда зависть потомков. В нем видят утраченную гармонию, недоступную глубину, совершенство, к которому нужно вновь приблизиться. Так было с античным наследием в эпоху Возрождения. На исходе средневековья античность показалась утраченным золотым веком культуры, и ей стали усердно подражать. Впрочем, дух и стиль новой эпохи на самом деле очень отличались от древности. То, что ей самой казалось ученичеством и подражанием, в действительности формировало совсем непохожее, новое и яркое искусство. К. той же античности, но по-другому и к иным ее сторонам обращались позднее классицисты. А вот романтики в начале XIX в. влюбились в отвергнутое Возрождением средневековье. Они в нем увидели (впрочем, не вполне справедливо) корни своих национальных культур, яркую характерность, неповторимое своеобразие обычаев и костюмов, силу страстей.

Художественное направление связывает близких по духу, сходно чувствующих, одинаково понимающих цели и методы своего искусства художников. Вместе, сообща им легче осуществлять эти принципы, пролагать собственный путь среди противоборствующих тенденций и течений. Между тем уже сама множественность возможных путей творческого развития, все более очевидная в искусстве нового и особенно новейшего времени, укрепляет в нас понимание того, что художественные формы не были установлены от века высшими божественными силами, что их изменение и развитие — одно из неизбежных и необходимых выражений духовного развития общества.

Их нынешнее необозримое многообразие есть закономерный результат высвобождения личности из-под гнета вековых догм и стереотипов мышления. Все чаше нынешний зритель привыкает искать и ценить в произведении не общее, объединяющее его со многими другими, но то особенное, в чем воплощает себя неповторимая индивидуальность художника. Ведь именно это приближает его к нам, делает живым нашим собеседником.